Такэда снова попытался возразить, однако с удивлением обнаружил, что заикается, став косноязычным:

— Н-но как же… я Ксению… уберечь…

— Не только уберечь, — в глазах Никиты на миг всплыла тоскливая усталость, — но и попытаться вернуть ей кое-какие черты, «рассыпанные» по личностям женщин в других хронах. Уэтль поможет тебе, сделай что сможешь.

И Толя проглотил остальные возражения, хотя мир для него вдруг потерял краски, солнце померкло, а над головой нависла черная тень недобрых предчувствий.

— Прощай, Наблюдатель.

Они обнялись.

— Не прощай, а до встречи, — ворчливо заметил Толя, чувствуя себя так, будто стоял перед другом голым. — Ни пуха…

— К черту! — улыбнулся Никита. Бросил взгляд на Ксению, поколебался немного, но порыв проститься сдержал.

Дадхикраван скользнул к нему, расплылся зонтиком-беседкой, охватывая Сухова со всех сторон, миг — и оба исчезли.

— Идемте, Наблюдатель, — проговорил Уэ-Уэтеотль, направляясь к девушке, которая смотрела на них снизу, подняв брови, будто силилась понять, что здесь происходит.

Такэда суеверно сложил пальцы обеих рук, прочитал в душе заклинание из двух слов: «Желаю удачи!» — и шагнул за магом.

— Он обиделся, — сказал Дадхикраван, когда они отмахали сотни три хронов и остановились отдохнуть в одном из тающих — распадающихся по причинам просачивания Хаоса — Миров.

— Ты его не знаешь, Отшельник, — не согласился Никита. Прежде чем выйти из «струны» хроносдвига, он пролоцировал район будущей остановки и точно знал, что неприятных сюрпризов не будет. — Такэда знает, когда можно обижаться, а когда нет.

Дадхикраван, струясь от движения, сделал себе лыжи и прокатился по снежной равнине; мир этот вымерзал и скоро должен был превратиться в ледяной ком. Никита понаблюдал за ним, но примеру не последовал, только поймал голой рукой несколько снежинок, падающих из серой пелены над головой. Дадхикраван вернулся.

— Нас ищут. Я ощущаю дрожь Веера.

Сухов тоже чувствовал вибрацию Шаданакара, поэтому промолчал. Когда темпорал, разрушив «лестницу» Шаданакара, превратился в живое существо, обладающее свободой выбора и волей, долгое время все те, кто пользовался системой хроносдвига — игвы, раругги, хаббардианцы, наблюдатели, исполнители разного ранга, да и сами демономаги, — пребывали в шоке, потеряв вдруг возможность свободного передвижения по Вееру, а также связи с другими хронами. Однако мощный конструкторский потенциал, которым обладали цивилизации, подчиненные игвам, был в конце концов задействован, чтобы решить проблему масс-транспортировки. К моменту похищения Ксении из Гашшарвы демономаги еще не закончили разработку своего собственного темпорала, зато успели создать пси-хронолокаторы, способные засечь по «дрожи» Веера координаты продавливания потенциальных барьеров магами или машинами типа жругров. Поэтому при переходе надо было страховаться, зондировать хрон, хотя транслокация и отнимала уйму энергии.

— Да, наделали мы с тобой шороху, приятель, — пробормотал Никита. Слабо улыбнулся, поймав ответный пси-импульс Дадхикравана, смысл которого укладывался в слегка перефразированный стих Некрасова: «Дураков не убавили в Веере, но на умных тоску навели».

— Даже Люцифер, создатель твой, не допер бы до такого.

«Мне нравится жить, как живете вы, люди. Теперь у меня двое создателей: Люцифер и Вы, Посланник».

— Тогда трогаем дальше… сынок… конек-горбунок.

Дадхикраван излучил согласие пополам с недоумением — юмор он понимал не всегда — и перешел в состояние закона, диктующего волю данному слою Веера. Невидимая, не ощущаемая и не фиксируемая никем стена потенциального энергоинформационного барьера, разделяющего хроны, послушно протаяла под напором извне или изнутри — смотря как посмотреть, — вобрала в себя два суперпакета информации и выплюнула их в соседнем хроне, время в котором текло «под другим углом». И еще раз, и еще, и еще…

Мир, в котором «правил бал» маг-творец, близкий по психофизическим данным Никите и его друзьям, почти венчал правое крыло лестницы Шаданакара, то есть по развитию располагался в конце эволюционной кривой. Существа, освоившие его и подвергнувшие перестройке в соответствии со своими замыслами, начинали свой путь на одной из планет, близкой по параметрам Земле. Именно на ней и остановились Дадхикраван и Сухов, магические радары которых однозначно указали на присутствие в хроне — и на планете — сил, которые могли быть идентифицированы только как кучности магического поля. Иными словами, здесь жили те самые творцы высоких технологий и обладатели знаний, деятельность которых, по словам Кларка, неотличима от деятельности магов.

Помня отказ одного из таких магов — лемура Итангейи, Никита решил не сразу предлагать хозяевам участие в проекте «ограничения Люцифера», а сначала посмотреть и почувствовать, чем они дышат и о чем мечтают, однако ему не дали времени на анализ местной жизни, пусть и не с целью интриги или недобрых намерений. Ибо мир, куда они попали, был миром разумных насекомых. А именно — пчел.

Конечно, прокол хронобарьера мог забросить их в любую область следующего хрона, в том числе в космос, в недра звезды или планеты, в газовую туманность и прочее, но Дадхикраван, во-первых, тоже владел транслокацией, а во-вторых, помнил, где были установлены когда-то его «нервные узлы» — станции хроносдвига. Эту планету, напоминающую райский сад, что издали, что вблизи, он помнил тоже и высадил наездника — Сухова — на опушке леса, опоясывающего долину с одним из городов, построенных пчелами.

— Кислород! — недоверчиво сказал Никита, втянув носом воздух. — Кислородно-азотная атмосфера! Нормально! А запахи — с ума сойти можно!

— Лично для вас, — меланхолически заметил Дадхикраван. — В мои времена здесь был другой состав газов. Видимо, те, кто живет здесь, знали о нашем появлении и соответственно подготовились.

— Но тебе ведь атмосфера не нужна никакая.

— А я и не играю главную роль, я конь, вы всадник, да к тому же еще не простой — Посланник, посвященный Пути. Каждый маг почтет за честь принять такого гостя у себя дома.

Никита вспомнил, как «встретили» Посланника на Земле, передернул плечами и забыл обо всем, завороженный пейзажем.

Лес, у стены которого они вылупились из «струны» хроносдвига, лесом назвать было трудно, скорее гигантским цветником. Его деревья по сути были цветами всевозможных форм и расцветок, красота которых не поддавалась описанию. Лес этот изливал музыку запахов, переливался всеми цветами радуги, пел и светился. Смотреть на него не отрываясь, получая никогда не испытанное наслаждение, можно было долгое время.

Голова закружилась. Сухов отвел глаза, прошептал:

— Наркоэстетика!